Николай Цискаридзе

Николай Цискаридзе: « Переступая порог Большого, ты обязан принять его устав и нравы. И если не научишься этому, то никогда не будешь самым главным. Мне надо было завоевать свое место под солнцем».

— Мое детство – это мой рай.  У меня было счастливейшее советское детство, в котором еды было столько, сколько хочешь, одежда – ну, хорошая…Не могу сказать, что мне хотелось чего-то большего, потому что я просто не знал о существовании более качественной и модной одежды.
Самой большой моей проблемой, которая сопутствует мою память по сей день — это категорическое нежелание спать днём.  Вторая проблема — я не любил кушать. И это всегда были бодания за столом. Каждое принятие пищи — это был мини-скандал, если присутствовала мама.  Я был очень стройный, но худощавый. Видимо, мою маму это не совсем устраивало, потому что все грузинские дети — пухленькие. А у меня всегда была проблема с дефицитом массы тела. Как это приятно сейчас произносить! А все остальное я вспоминаю с огромным умилением и радостью. Жизнь в Грузии, которая была в конце 70-х – в 80-х годах можно смело сравнить с нынешней  Рублевкой. А Сухумские богачи — разве можно сейчас соотнести хоть что-то с этим понятием?! Это невозможно даже  представить.Золото, рококо, сервиз «Мадонна»?!
— «Мадонна» и сейчас актуальна, у меня на антресолях стоит «Мадонна».Я где-то прочитала, что вы маму называли Ламара, по имени?
— По-разному в разные периоды. Когда маленький был, конечно, называл «мама». Вообще у меня было много разных милых домашних прозвищ, которыми я, в зависимости от ситуации, к ней обращался. Она ко всему относилась с юмором. Она была веселой женщиной.

Строгая была?
— Мама была очень строгая.

Вы могли ее ослушаться?
— Нет.

Что вам бы за это было?
— Все, от порки до любого наказания,  жесткого наказания. Когда меня наказывали, наступала гнетущая обстановка. Если сказали: это нельзя, лучше было на самом деле этого не делать. Мама никогда  не ругала меня,  если я что-то разбивал, или ломал, или рвал. Но если она мне сказала: «Сейчас мы одели тебя очень аккуратно, потому что мы идем в гости. Постарайся эти 15 минут не пачкаться, а я вот ослушался — мне могло бы влететь по полной.

Вы говорили, что, когда уже переехали в Москву, мама лежала в больнице, ей было плохо. Она все время говорила с вами на грузинском: «Грузин должен знать свой язык»!
— Во-первых, я учился в русской школе в Грузии. Во-вторых, дома говорили все на русском языке, потому что няня была украинка. Когда мы переехали в Москву, она поняла, что я могу окончательно забыть родной язык и заставляла меня разговаривать все время на грузинском: слушать музыку, смотреть кино. И благодаря этому, я сегодня свободно изъясняюсь, общаюсь со своими соотечественниками на родном языке.

Николай,  а вы суеверны?
— Да, я очень суеверный несмотря на то, что я верующий человек. А как можно вырасти в Тбилиси и не верить в предвещания, тем более, когда моя мама так гадала, что просто не верить в это я не мог. У меня есть конкретные примеры того, что это не моя разыгравшаяся фантазия, а действительные примеры из жизни.

Расскажите, мне интересно. Вы, кстати, мало с кем об этом делились.
— Мама великолепно гадала на кофейной гуще и на картах. К ней обращались постоянно с просьбой предсказать о будущем. Когда я был маленький, я над ней все время подшучивал, смеялся. Была раньше популярная советско-российская телевизионная сатирически-комедийная короткометражная передача «Фитиль», где Раневская исполняла роль гадалки. Крылатая фраза «Объект сопротивляется» была моей любимой. И я все время так же над ней подшучивал. Но, когда сдавал экзамены, я к ней приставал, мол погадай, расскажи, какой билет попадётся.

Доставали нужный?
— Она говорила: «Ну, объект же сопротивляется»?! Только перед экзаменом (чтобы я выучил весь материал и был основательно готов к экзамену) она мне говорила номер билета. И каждый раз она была права.

Вы приехали в Москву в 1992 году, уже оканчивали хореографическое училище. Вы рассказывали, что ваш педагог Петр Пестов пришел к вам домой и уговаривал вашу маму, чтобы вы не шли работать в Большой театр. Почему? Что он вам говорил?
— Большой театр — это государство в государстве. Там были кланы и Пестов лучше всех знал внутреннюю кухню этого театра, он хотел меня уберечь от всех проблем, перед которыми меня все равно поставила судьба. В моем случае была ещё одно очень опасное препятствие — это национальность. К тому же, к этому моменту моего выпуска разваливался Советский Союз: быть грузином уже было не модно. Он был категорически против, чтобы я связал свою жизнь с Большим театром. Он перечислял эти кланы, с которыми мне пришлось бороться потом на самом деле, и по сей день какие-то не могут утихомириться. Единственное, чего он не ожидал, какое я произвёл неизгладимое впечатление на Григоровича. Он понимал, что я понравлюсь, но что вот так сильно…

Можно сказать, что вам отчасти повезло?
— Да, в чем-то мне повезло: на момент моего прихода в театр в 1991 году развалился Советский Союз, а приблизительно с 1990-го уже открылись границы. И те, кто был очень много лет в Большом Театре (среднее поколение), ждало каких-то больших продвижений, но ничего не происходило в их творчестве, все уехали за границу, можно сказать — сбежали. А на момент моего выпуска из школы в Большом театре оставалось только очень взрослое поколение или совсем юные, такие, как я. Нас вытолкнули сразу на самые верхние позиции и мы взлетели очень быстро. Просто другое дело, что я пошел дальше всех сразу, а остальные заняли пустующие ниши.
Но, если бы перед нами стояло то среднее поколение, мы бы никогда не достигли резкого скачка вверх по «карьерной лестнице», которое стало возможным именно в связи с уходом лидеров Большого театра. Не будь этой ситуации мы бы тоже ждали десятилетиями хоть какую-то маленькую роль. Это было очень удачное стечение обстоятельств.

Все абсолютно ваши «друзья», журналисты и много кто еще очень любят говорить о том, что у Николая Цискаридзе очень скверный характер. И вы, на самом деле, сами, можно сказать, педалируете этим. Вы всегда говорили, что если, например, не висят кулисы правильно, если на сцене не убрано, то вы можете не выйти.
— Не «не выйти» и подвести зрителей я никогда себе не позволил бы. Я просто обязую того, кто ответственен за погрешность, исправить ее. Если взять любую книгу, написанную обо мне, и прочитать то, что говорят мои  гримеры, костюмеры, массажисты, пианисты, Вы услышите только самые  приятные и дружелюбные отзывы. Но, когда начинают говорить люди, которые ничего из себя не представляют и, тем более, не имеют никакого отношения ни ко мне, ни к моему творчеству…Ну что они могут? Любое место завидное. Каждый считает, что он его не получил только потому, что ты ему перешел дорогу. Я на свое место никого не пускал, хотя это было очень тяжело. Но зато, я никогда не занимал чужие места. Они никак не могли понять, что есть большая разница между мной и ими, просто благодаря моим способностям. И именно благодаря моим способностям, я сразу, с первого дня, зайдя в балетный зал, показал самую высокую планку, до которой сложно было дотянуться.
Я все время подчеркивал, что все это происходило в классических балетах. Это моя профессия, я знаю, что я делаю и как я это сделаю. Я не брался не за свои роли, я всегда отдавал то, что мне уже не нравилось, говорил: «Отдайте вот этому, он явно изголодался по роли. Либо он лучше это сделает». А это раздражает очень. Зависть — это самый страшный грех человечества. Был создан специальный сайт в свое время, на создание которого были вложены и большие средства и человеческий ресурс, где «доброжелатели» должны были поливать мое имя грязью. Там, где они оскорбляли меня, количество просмотров превышало n-ое число.

А, то есть это нанятые люди?
— Конечно. Там очень много нанятых людей, которые оплачиваются за «грязные» дела. Администратор театра называл этих людей «друзья театра». Ведь это правда, их же дикое количество. И у меня с этими «друзьями» театра был десятилетний конфликт. Десятилетний! Значит, чем эти друзья театра могут шантажировать любого артиста? Они могут устроить тишину им во время спектакля, потому что, когда неопытный танцор не слышит аплодисментов в нужном месте, он может растеряться и потерпеть фиаско.
А Цискаридзе аплодировали всегда. Я очень четко знал, что у меня не получалось. Я каждый свой спектакль снимал и смотрел сам. Мне не надо было объяснять, если я точно знаю, что где-то что-то было сделано не идеально. Я не могу врать себе. Зачем? Мне не интересно. Самый суровый критик себе я сам! Переступая порог Большого, ты обязан принять его устав и нравы. И если не научишься этому, то никогда не будешь самым главным. Мне надо было завоевать свое место под солнцем.

Вы 21 год прослужили на сцене Большого. Вот был момент, какая-то точка, когда вы поняли, что все, больше я танцевать не буду?
— Против меня работала армия пишущих людей, на которую я не отвечал и по сей день не отвечаю. Мне безразлично, что они писали, потому что их мнение — это даже не укус комара, это просто писк какой-то. Но есть реальные факты. У меня за два года до того, как ушёл из Большого театра, состоялся разговор с господином Авдеевым, он был тогда министром культуры. Я объяснил по какой причине у меня было желание завершать танцевальную карьеру.

Давайте уточним, секунду. Вы пришли сами к министру культуры?
— Да, это было в 2011 году. Весной.

Это стандартная практика?
— Нет.

Вы были дружны? Просто мало кто может прийти…
— Во-первых, на минуточку, я самый титулованный артист из всего моего поколения.

В этом нет сомнения.
— Я могу прийти, меня примут всегда. Но это был особый случай— мы были знакомы и общались неоднократно. Я позвонил, записался и пришел. Это раз. Второе –  когда я выпускался, то пообещал моему педагогу Петру Антоновичу Пестову, что я буду танцевать не дольше 21 года. Он мне доступно объяснил в свое время: «Коль, твое тело, твоя природа прекрасна, пока она свежа. Потом это будет не так эстетично. И не валяй дурака, уйди вовремя». Я пообещал, и, поняв, что часики начали тикать очень сильно, пришел и об этом сказал честно. Притом, что педагогом к этому моменту я уже работал 8 лет и у меня был подписан контракт. Просто все, что началось потом — это было, как вам объяснить… Борьба  определенных кланов за место под солнцем.

Когда начались раздоры? В чем выражалась эта распря с Большим театром? Когда механизм запустился?
— Этот механизм запустился давно, задолго до очень серьезных разборок. В конфликте с Волочковой он был сильно запущен.

Когда вы не подписали письмо?
— Когда я не подписал, когда я не вышел. Они же мне тогда уже стали угрожать.

А что это было за письмо?
— А это не письмо. Так получалось, что конкретно я танцевал  на спектакле с Волочковой и все ждали, когда выйду я и скажу, что я не осилю поднимать ее в танце. Я не выходил. Меня вызвали и сказали: «Вот в соседнюю комнату зайдешь, там стоит камера. Ты должен это сказать». Я сказал: «Я не скажу». Вот и все. И мне сразу сказали: «Ты пожалеешь». Я встал и ушел.
Они вызвали моего педагога Фадеечева и сказали: «Вы должны сейчас сказать на камеру, что он не может ее поднять». Он сказал: «Я не могу такое сказать – он ее поднимает». И ушел, тоже ничего не сказав. Но с ним чего соревноваться? Мне они мстили. Целый клан.

Спустя год после того, как вы ушли из Большого театра, вам предложили вернуться танцевать один спектакль «Щелкунчик»?
— Мне не предлагали. Дело в том, что к тому моменту меня должны были назначить ректором Академии. Но руководство Большого театра узнало о моем назначении и стали действовать против меня. Они вдруг ни с того, ни с сего решили и объявили о том, что они меня увольняют. Зная прекрасно, что я ухожу, причем ухожу сам. И начался скандал, опять скандал, с моим увольнением. Если вы помните, были митинги на площади у Большого театра дважды в мою поддержку, и этим ни один артист не может похвастаться. Когда опять вернулись к моему назначению, Владимир Ростиславович Мединский мне говорит: «Коля, может быть, вы хотите попрощаться со сценой?». Я сказал: «Я не хочу». Но, так как было все так закручено, что мне надо было все-таки вести себя интеллигентно, мне сказали: «Сходите в Большой театр, поговорите». Я пришел.

Вы пришли к Иксанову?
— Нет, Иксанова уже не было к этому моменту. Со мной стал вести беседу Урин, он нес дикую чушь, на что я сказал, что я не согласен. Но они продали билеты на Цискаридзе. Есть даже репортажи о том, что за сутки были билеты проданы, как стоят люди в очередях на Цискаридзе. Они заработали. Генеральный директор Большого театра знал точно, что я откажусь в первую же секунду танцевать в этом спектакле. Но он рассказал другое! Меня обвинили в том, что я несговорчивая звезда. А дело было в том, что я 5 июня 1992 получил диплом в 21 год и ровно день в день исполнил обещание, данное Пестову.

Кто назначил вас ректором Академии русского балета?
— Что значит «назначил»? Договор со мной подписывал Владимир Ростиславович Мединский.От кого исходила инициатива? Это была инициатива Мединского?
— Сначала мне было сделано предложение, тогда заместителем министра культуры был Георгий Петрович Ивлиев, очень приятный, интересный человек, много сделавший для культуры. Я его знал задолго до этого момента, пока он стал заместителем министра. И потом, когда вот такая возникла идея, он со мной поговорил, на что я отказался. Прошло какое-то время, на Совете по культуре (я был давно уже членом Совета по культуре) Владимир Владимирович Путин меня отозвал и со мной поговорил. Я был удивлен, что он вообще знает про это.Подождите, то есть он вам сказал о том, что вам поступило предложение, почему вы не соглашаетесь?
— Да, он мне сказал.

Владимир Путин, лично?
— Да, лично. И стал со мной так вести беседу, что я понял, что он знает все тонкости этого дела! Я был ошеломлен его осведомленностью, как он знает всю эту историю в деталях? Он мне сказал: «Да, ситуация очень сложная, Коля. Но надо правильно себя проявить в критической ситуации». Я для себя в эту секунду решил, что я должен сам себе этот вызов сделать. Если я чего-то стою, я обязан оправдать доверие президента.

В 2017 году вы стали доверенным лицом Владимира Путина. Вы выступали здесь, на ваш взгляд, как Николай Цискаридзе или вы, как ректор Академии?
— Нет. Я выступал, прежде всего, как Николай Цискаридзе, который уже к этому моменту имел опыт работы исполнять поручения Владимира Владимировича. В частности, это было создание филиала Академии русского балета во Владивостоке. Я получил это поручение и я его выполнил. В этом году он очень высоко оценил мои старания и при всех на совещании сказал, что он потрясен моей работой. Мне было это очень приятно.
Благодаря моей театральной карьере, я много раз общался с Владимиром Владимировичем. Но, когда я стал членом Совета по культуре, наши встречи и общения участились.

У меня такое ощущение, что вы очарованы Путиным.
—Я им очень сильно очарован. Когда я первый раз попал на Совет по культуре, представьте себе мое состояние. Первые 20 минут я сидел, открыв рот. Меня шокировал профессионализм президента. Можно по-разному относиться к разным законодательным проектам, но я конкретно видел неоднократно, как человек работает. Это бесценно.

Николай, давайте перейдем к опросу.

Что, если бы пришлось выбирать: здравый ум или вечно молодое тело?
— Зачем мне вечно молодое тело без здравого ума, вот объясните мне? И здравый ум не нужен при дряхлом теле. Ничего из этого даже не хочется выбирать.

Что, если вы больше никогда не сможете работать?
— Если у меня будет много денег — да ради Бога.

Вы готовы были бы сейчас уйти?
— Я всегда говорю, если бы я был сыном миллиардера — никогда меня работающим никто бы не видел. Сидел бы на яхте круглый год, из страны в страну переплывал, смотрел бы сериалы, кутил бы.

Ну вы же не бедный человек. Вы можете себе это позволить и сейчас.
— В таком виде нет. Я просто знаю, сколько стоит такая жизнь.

Что вы больше всего цените в людях?
— Порядочность.

Что может вас вывести из себя?
— Вывести из себя? Ой, я очень вспыльчивый человек. Особенно на работе. А в жизни мало что.

Когда вы последний раз плакали?
— Очень давно.

Из-за чего?
— Человек плачет только от обиды. Для того, чтобы прослезиться вам надо пожалеть самого себя. Я узнал об этом из какого-то фильма.

Вас может растрогать фильм?
— И у меня потекли слезы. Да.

Москва или Питер?
— Я москвич. Нет, я не москвич, я Фрунзенская набережная. Я не знаю, как это объяснить. Нет, я ЦАО.

Нико или Коля?
— Нико.

Лучший артист балета за последние 20 лет?
— По-моему, этот вопрос неуместен.